Грань креста (дилогия) - Страница 103

103

Так вот, из малосвязных речей вечно пьяного идиота-калеки вырисовывалась постепенно перед нами история болезни этого мира. Неприглядна картинка, однако…

— Яичницу жарить можно. — Патрик плюнул на морду вездехода. Слюна зашипела, испаряясь. — Куда бы его перегнать? Тень чёрта с два сыщешь.

— Ха, насчёт яичницы. Какая это зараза в салоне коробку яиц позабыла? Они за ночь, поди, уже протухли.

— Ой! Виноват, мэм. Это я. Может, они ничего ещё?

— Без меня. Сам пробуй, — фыркнула начальница.

— Одну минутку, мэм.

Патрик ахнул яйцом по бортику внешнего зеркала заднего вида и, разломив скорлупу пополам, выпустил содержимое на капот. Округу залил невыносимый смрад.

— Что ты делаешь, идиот! — заверещала Люси.

— Ну, извините, пожалуйста, — начал оправдываться пилот, — я всё-таки не мог их просто выбросить. До ужаса не хочется опять голодным ложиться. Этих фруктов ешь не ешь, всё без толку. Никакой тебе сытости.

Мышка чуть успокоилась.

— Во-первых, никто не мешает тебе присоединиться к хозяйскому ужину, — глянула на перекосившуюся физиономию сына Ирландии, — не кривись, не кривись. Шурик же с него не умирает.

— А… я…

— А во-вторых, кто жарит яичницу без масла? Как ты, чудо конопатое, эту дрянь теперь с капота соскребёшь?

Водитель, осознав, что натворил, замычал от досады. Вдумчивое исследование безобразного пятна всё-таки вселило в него некие надежды.

— Может, её бензинчиком? Как ваше мнение, мэм?

— Может, лучше прежде, чем делать что-то, своей рыжей башкою…

Я, подперев мраморную стену, лениво смотрел со стороны на их перепалку. Мысли мои блуждали где-то очень далеко…

Странными и сладкими были эти последние недели, наполненные тобой, дивно-мучительными, прекрасно-жуткими. Я старался использовать всякую возможность, чтобы увидеться с ней, найти любую причину. Не мог найти придумывал сам.

Глядел на тебя с такой жадностью, словно выпить хотел, вобрать в себя взглядом, пытаясь запомнить каждое движение, каждую родинку, каждый завиток волос.

— Зачем?

— Я коллекционирую фантики. Расправляю, разглаживаю, аккуратно прячу Когда-нибудь взгрустнётся — достану коллекцию, стану их разглядывать и вспоминать вкус конфет.

И вчера, и сегодня, и всякий раз был для меня расставанием. Обнимал знал, что больше не обниму никогда. Целовал — чувствовал, что это последний поцелуй. Уходил — навсегда.

Да так оно и могло оказаться. Ты сама не ведала заранее, когда придётся сказать: «Сашка, завтра я уезжаю». Знала лишь, что скоро. Очень скоро. Вот-вот.

И — улыбалась. И — говорила мне: «Не думай об этом». А на дне глаз стояла та же боль: это — всё. Другого раза может не быть. И прижимала меня к себе так, что оставались на плечах следы от ногтей, шепча: «Я люблю тебя, Сашка», — страшась не успеть сказать это ещё.

И какими же огромными казались эти глаза в тот вечер, когда я глядел в них действительно в последний раз! Ты не плакала — я заметил бы слёзы даже в сумраке. Во всяком случае, не плакала при мне.

— Не приходи провожать меня завтра…

— Я не могу не прийти. Иначе — зачем всё?

Опустив руки, молчим, глядя друг на друга.

— Только не говори: «Прощай». Я не умею прощаться.

— Не буду. Постарайся быть счастливой.

Снова молчание.

— Иди.

— Не могу.

— Иди. Завтра я уйду первой.

Может быть, ни один поступок в моей жизни не требовал от меня таких усилий, как это простое движение — повернуться к тебе спиной…

Глава семнадцатая

Блестящие автоматные гильзы сплошным потоком сыпались на мостовую и растекались между камней семячной шелухой. Разрывающиеся простыни длинных очередей эхом отскакивали от древних стен. Прямо на перекрёстке вовсю трудился под ноль стриженный парень в синей плотной рубахе навыпуск, поливая огнём поочерёдно проулок то слева, то справа.

Оттуда, плотно прижавшись к стенам за углами, с двух сторон огрызались гулкими щелчками пистолетной пальбы похожие на автоматчика, как близнецы, ребятишки — один в такой же рубашке, другой — в армейском камуфляже без погон.

— Давай-ка уберёмся под крышу, — дёрнула меня за ухо Люси, — не ровен час, отрикошетит.

— Обожди. Глядишь, работа образуется. Любопытно, с чего это они?

— Не образуется. Люди при серьёзном занятии, не то что ты, обалдуй. Покуда хоть одна из сторон стрелять может, то и будет. А что почём — не наша забота. И не дай бог узнать — не то, глядишь, нашей станет. Ты хоть с трёх шагов по корове не промахнуться способен?

— Сомневаюсь, — ответил я честно.

— Так не создавай себе проблем, чтоб не выяснять, каков ты стрелок. Пошли лучше. Старикан, поди, уже достаточно набрался. Скоро вечерний сеанс начнётся. Всё больше проку, чем тут торчать.

Пригнувшись, я проскочил и открытое пространство, отделяющее от дверей дворца.

— Тот придурок с особым мнением прав был выходит — что теперь усираться нам не в убыток — тебе целый мир не кормушка что ль — макаки обнаглели — я ихнюю породу досконально знаю — дом спали скот сожри жену трахни а идолов его обдристанных не трожь — на то тут и стоим — что перемещаются чего не угадаешь вертушка ми силы перебрасывай а зону Зеркала чтоб удержал не то и что взяли просрем.

…Как не можете шевелить куда надо за что вам деньги дают шваль учёная — кто с ума сошёл Такер сошёл сами придурки — глянь машина какая кого хочешь по заказу оттуда сюда — хошь врача хошь повара знай кнопку жми — к примеру солдат — набрали нажали — а чем не солдат — волосатый а рост а мышцы это вы все задохлики — клыки всем велю такие вырастить макакам глотки рвать — рога хорошо в рукопашной подспорье — не говорит не хрен солдату разговаривать — приказы не обсуждают приказы выполняют — эх хорош воин служи иди.

103