Трактирщица обречённо кивнула и спросила с тоской:
— Вы своё животное тоже кормить будете?
Люси оскорбилась. Пришлось вступиться:
— Это не животное. Это наша начальница.
Новый кивок, и замызганная дама исчезла за дверцей. Там что-то зазвенело, упав.
Выбрав кусочек стола почище, мы с пилотом уселись друг против друга (а мышка — рядом со мной), томимые самыми мрачными предчувствиями. Хозяйка выглянула в зал:
— Ничего, если я вашему животному подам чайные блюдца? Оно, кажется, у вас не очень большое.
Мы с Патриком хором закричали:
— Это не животное! Это наша начальница!! Госпожа Люси Рат!!!
Женщина мрачно склонила голову и отошла ненадолго, чтобы возникнуть с новым вопросом, исполненным печали:
— Какого вина подать господам — белого или красного?
Потакая вкусам нашего маленького доктора, мы потребовали пива.
— Светлое?
— Тёмное. Лучше портер. — Патрик хорошо усваивал руководящие указания.
— И вашему животному тоже?
Наш гневный вопль сотряс потолок, на стол полетели клочья паутины. В ответ мы получили очередной депрессивный кивок.
Наконец появилась пища. Хозяйка поставила перед нами по шершавой миске из простой красной глины — нам с водителем довольно ёмкие, а мышке — кривую плошку, не то глубокое блюдце, не то пепельницу. Вслед за этим на стол было брякнуто грубо слепленное из той же глины блюдо, прикрытое мятой жестяной крышкой, и кособокий серый кувшин со щербатым горлышком. Сервировку дополнили два мятых оловянных стакана, не иначе как побывавшие в камнедробилке, и пара кривых столовых ложек плюс одна чайная — все самого антисанитарного вида.
— Из чего пить животному, я не нашла. Напоите сами, — вымолвила неряха и пропала раньше, чем мы успели разораться.
Я выловил из нагрудного кармана халата пластиковую мензурку для Люси. Та подозрительно принюхалась:
— Из неё больные не пили?
— Ты за кого меня держишь?
— А что же оттуда валерьянкой разит?
Спорить я не стал. Вместо этого отправил Патрика в машину за стеклянной посудинкой, из которой мышка обыкновенно заливала в свой организм напитки. Сам же извлёк кусок бинта и взялся добросовестно протирать ложки.
— Не поможет, — мрачно заявила начальница, — их надо стерилизовать кипячением не менее сорока минут. С предварительным замачиванием на сутки в какой-нибудь дезинфекции покруче.
Патрик вернулся со стаканчиком для Люси, и мы приступили к трапезе.
— Предлагаю начать с пива, — внесла идею доктор Рат, — в состоянии опьянения та отрава, которой нас здесь попотчуют, проскочит, не вызывая рвотного рефлекса. Возможно.
— Вы меня всё время вынуждаете пить за рулём, — слабо запротестовал Патрик, — а ведь это не дело, мэм.
— Кто кого заставляет пить за рулём? Что за чушь? Руль в машине, а ты здесь. Или ты сюда баранку под курткой приволок?
Водитель тихо вздохнул и принялся разливать пиво по стаканам.
Оно было чёрным и тягучим, в стаканах встала красивая шапка густой желтоватой пены. Над столом поплыл упоительный аромат. Мышка оживилась, зашевелила носиком, хвост её забавно вздёрнулся вверх стрелкой. Первые же глотки привели всех в восторг. Напиток оказался чуть горьковатым, бархатистым на вкус, умеренно — в самый раз — охлаждённым.
— Не всё так плохо, — констатировали мы, — с этаким пивом, пожалуй, что угодно слопать можно.
И сняли крышку с блюда.
Перегородки из струганых лучинок делили посудину на четыре части. В одной из них лежала горка тончайше нарезанной слезящейся ветчины. Полосатые бело-розовые ломтики обрамляла тёмная каёмка специй. Другую занимало крошево из ярких маринованных овощей. Кубики, в которые был нарезан салат, были столь малы, что определить первоначальные ингредиенты не представлялось возможным. Запах же вызывал такое слюнотечение, что все дружно сглотнули.
Третью секцию доверху заполняли мельчайшие, длиной в полспички, копчёные рыбёшки без голов. Их золотисто-коричневые тушки истекали прозрачным нежным жиром. Наконец, в четвёртой пребывали аккуратные треугольнички ноздреватого тёплого хлеба, пахнущего солнцем и тмином.
За ушами у бригады громко затрещало от дружной работы челюстей. Поданное исчезло со скоростью кошачьих консервов в рекламном ролике. Мы переглянулись.
— А здесь не так уж скверно! — постановили все, с надеждой поглядывая на косую кухонную дверцу в ожидании следующего блюда. Появление кривого, засаленного и закопчённого чугуна встретили с энтузиазмом. К чугуну прилагалась сучковатая доска с чем-то закрытым обрывком тряпки.
Из непредставительных недр явился душистейший в свете крепкий прозрачный бульон. А под тряпкой… О, таких пирожков я давненько не едал! Слоёные крохотульки — их не требовалось откусывать никому, кроме Люси, — таяли во рту, обнаруживая внутри рассыпчатую мясную начинку, обильно сдобренную пряностями. Кувшин пива быстро опустел, мы затребовали другой, доставленный нам незамедлительно.
Вместе с пивом прибыл керамический горшок, залепленный обугленным блином. Внешность этой посудины, безусловно, могла свести с ума всю местную санэпидемслужбу, если бы таковая здесь имелась. Но нам уже было всё равно. Мы нетерпеливо сорвали блин и полезли черпаком в благоухающие глубины.
Тоненькие ленточки тушёного мяса трёх различных сортов, сплетённые в крошечные косички плавали среди овощей, частью знакомых, как зелёная фасоль и сладкий перец, частью мне неизвестных. Мясо не приходилось разыскивать в этом рагу — его там имелось больше, чем всего прочего. Тушение производилось в какой-то красной густой подливке, напоминающей томатную, совершенно божественных вкусовых свойств.