Грань креста (дилогия) - Страница 85

Мне приходилось беседовать с людьми, которым довелось провести изрядный кусок жизни в обстановке реальных боевых действий, — подобных историй каждый из них может нарассказать во множестве. Ещё и покруче. Знать, у человека, сделавшего своей профессией совать башку туда, где велики шансы без неё остаться, появляется или обостряется какое-то шестое чувство. Нюх какой-то внутренний.

Вот и сейчас я точно что-то унюхал. Начальница тоже неспокойна:

— Шура, может, ну его? Какое нам-то дело до этих загадок? Нас больной в салоне ждёт.

Но я уже у самого дерева. Чуть наклонясь, заглядываю под его тёмный полог. Конечно, нет там никакой машины. Зато меня прямо-таки обожгло ощущение чужого злобного взгляда. Жёсткого. Ненавидящего. Отшатываюсь, бросив ветвь, которую отвёл, нагибаясь. Отворачиваюсь, поспешаю к транспорту. И, готов поклясться, нас провожает короткий недобрый смешок.

— Нет там никого.

— Так-таки и никого? А мне показалось…

— Креститься надо, когда кажется, — обрывает Люси пилота, — во всяком случае, машин там нет. Скрытого въезда куда-нибудь тоже. Заводи поживей, не черта тут застревать.

Вездеход сдёрнулся с места. И, словно в насмешку, не успели мы отъехать и на четверть мили, как увидели в зеркале заднего вида: из чащобы выбралась медицинская машина, плюхнулась в колею и, включив проблесковый маячок, наладилась в противоположную от нас сторону.

Патрик помотал головой и, глядя на образ Божьей матери, занёс руку, явно намереваясь осенить себя крестным знамением. Рат перехватила её, сильно дёрнув за рукав.

— Э, ты чего?

— Не надо. Пациенту может не понравится. — Она кивнула в сторону вампира.

— Тьфу, — плюнул водитель, — пропадёшь тут с вами, к бесу!

Пациент выгружен в изолированный бокс инфекционного отделения. Машина загнана на площадку для мойки и дезинфекции, где над ней взялись трудиться, охая и жалуясь на тяжёлую работу, пара нерадивых санитарок.

Ещё бы им не охать! Больной ещё до койки, поди, не дошёл, как эти шустрячки выволокли из своего закута толстую засаленную книгу и, выспросив фамилию доктора и номер машины, подсунули её мне — расписаться. Ну, в школе, где они учились, я директором был. Не вступая с ними в споры, закрыл, не оставляя автографа, трёпаный гроссбух, выразительно постучал пальцем по надписи на обложке: «Санобработка автотранспорта» — и задал единственный вопрос:

— Уже помыли?

Бабульки, вмиг поняв, что новенький фельдшер, оказывается, со старыми дырками, поволокли к автомобилю свои вонючие растворы, оглашая округу громкими жалобами на то, что-де есть на белом свете такие подлецы, которые заставляют их, несчастных, выполнять свои прямые служебные обязанности.

Люси зазвали в отделение попить чайку и проконсультировать какую-то маразматическую старушенцию, я остался близ боксового корпуса — покуривать на лавочке и общаться со средним персоналом.

Дружеские отношения с работниками любого медучреждения коллега по несчастью (то бишь по специальности) может установить мгновенно при помощи всего двух вопросов: «Как у вас с зарплатой?» — и: «А начальство что?» — вызывающих всегда поистине вулканическое извержение кипящей лавы эмоций.

После обработки салона дезраствором его полагается выдерживать не менее сорока минут, дабы вся возможная зараза окончательно издохла, а нам ещё потом сутки, не меньше, ездить с открытыми окнами. Чтоб не издохнуть самим.

Вполне естественно, что за сорок минут будоражащие темы финансов и взаимоотношений с руководством подиссякли и разговор переключился на клиентуру, пардон, пациентов.

Я с искренним удивлением узнал, что доставка вампира в инфекционную больницу для больницы вовсе не событие.

— Э-э, милый. Их и так-то немного, а скоро, поди, и вовсе все у нас соберутся. Они ж с кровью чего только не насосут! И тебе гепатит, и тебе малярия, и, прости господи, сифилис. Даже с AIDS один был, только на той неделе ногами вперёд выписался.

Я хотел было удивиться, почему они до сих пор не вымерли, но тут же понял, что знаю ответ. Раньше они не болели. Это мы. Это опять мы. Из нашего мира тащится в этот длинный хвост неведомых здесь прежде напастей. В данном случае хоть больные сами виноваты — вроде как у нас там наркоманы с гомосеками. А эпидемия гриппа, от которого мы пару дней почихали, но зато от него вымерла чуть ли не десятая часть коренного населения Озёрных секторов?! А…

— А что ты, Шура, чайку испить не пожелал? — услыхал я бодрый голос начальницы, довольно восседавшей на перилах крыльца.

Судя по её брюшку, округлившемуся до стадии расстёгивания пуговиц на халате, мокрым коричневым потёкам на мордочке и подозрительно весёлым глазкам, эвфемизм «пить чай» имел сегодня особо иносказательный смысл.

— Ладно, не переживай. Жареных куриных лапок вам сейчас притащат, цените заботу. Вечно я о вас думать должна!

Больничная шавка долго бродила возле нас в надежде получить ещё пару косточек. Покуда барбосина не уразумела тщетность своих надежд, командирша опасливо пряталась в кабине, как мы ни заверяли её, что после такой знатной трапезы сомнительные пищевые достоинства уважаемой госпожи Рат псину вряд ли привлекут.

Утёрлись. Перекурили. Влезли в отчаянно воняющий химической дрянью автомобиль. Отзвонились, получив очередной вызов за тридевять земель. Тронулись. Поехали.

Перемещение, которое мы прозевали, обгладывая не добравшиеся до желудков пациентов ножки, унесло лес неведомо куда, заменив свежими утренними прелестями Озёрного края.