Грань креста (дилогия) - Страница 127

127

Указательный палец нащупал спусковой крючок. Почему он в сечении трёхгранный? Разве плоский будет не удобнее? Мягко повёл назад…

Я очнулся со страшной головной болью. Люси, шипя и извергая ругательства, щекотно бегала по моей башке, кутая её в целый ворох бинта. Бумажного цвета больной с мокрыми между ног портками забился в угол, выпучив глаза и зажав коленями трясущиеся ладони уже закованных в железо рук. Не слишком отличающийся от него видом водитель шумно хлебал воду прямо из-под крана, отбивая на распылителе зубами чечётку.

Опираясь о стену, поднимаюсь. Замахиваюсь ногой, чтобы пнуть супостата.

— Оставь его, — вмешалась начальница, — он не виноват. Это Патрик.

— Как?! — задохнулся я.

— Шура, ты бы убил клиента. У нас не было выхода.

Я закашлялся. Патрик оторвался от крана. С лиловых его губ неопрятно падали хлорированные капли.

— Ш-Шура, г-госпожа Рат не права. В-вы не звереете. Вы уже озверели.

Похолодало. Сгорели яркие мотыльки листопада в осенних садах. Растопырили рёбра скелеты озябших деревьев, покрывшись утренним серебром, потемнела трава. Лишь сирень у моего окна не сбросила лист, и он обвис зелёный под белым.

Жгли по первому снегу старые карты вызовов. И твои. И мои. Может быть, мы заполняли их, сидя друг против друга? О чём говорили мы, закончив писать? Как я смотрел на тебя? Что думал? Жгли…

Горький символ… Чей-то страх и боль, страдания и ужас смерти, килограммы человеческого горя летели по ветру клочьями жирной липкой сажи. Тысячи часов работы, неисчислимые вёрсты дорог, океан бессонницы и усталости, вёдра истраченных лекарств — всё трещало в рыжем дымном костре.

В пепел превращались сотни чужих и наших судеб, обещаний, несбывшихся надежд. Жгли старые карты…

Толстые кипы бумаги горели плохо, сопротивлялись огню, пытаясь отсрочить неминуемую гибель, как пытается отсрочить смерть безнадёжный больной, цепляясь из последних сил за каждый вздох, каждый удар сердца.

Несколько листочков, взмахнув опалёнными крыльями, взлетели над пламенем. Я поймал один. В графе «вызов выполняли» стояло твоё имя. Зачем-то сложив пополам, засунул, пачкая сажей халат, поглубже в карман.

Сколь же ты была мне необходима, оказывается! Даже и не представлял, что настолько. Похоже, всё моё восприятие мира последние месяцы происходило через розовые очки твоего присутствия. Тебя не стало, очки разбились, и мир предстал мне таким, каков он есть.

А он, оказывается, вовсе не светел и удивителен — напротив, скучен, грязен и убог. Как и прежде. Я не хочу, чтобы было так! Верните мне мои очки!

А чумазый механик, надзиравший за костром, швырял в огонь всё новые и новые карты…

Глава окончательная

Последний труп выглядел ужаснее всех предыдущих. Истерзанное худенькое тело окостенело скрючилось под стеной столярки.

Её изнасиловали, использовав для этого включённую электродрель. Кабель чёрной змеёй тянется из дверей мастерской, петляя по окровавленной земле. На длинном сверле инструмента намотаны пористые сине-красные лоскуты. Снова беременная… И срок был солидный — в каше перемолотых внутренностей видны части изрубленного в куски плода.

Смерть законстатировали без нас. Линейный автомобиль отогнан на пару десятков ярдов в сторону, из-за него слышатся звуки рвоты. Неудивительно, самого так и подмывает. Патрик благоразумно предпочитает изучать изоляторы на столбе электропередачи с противоположной стороны улицы.

Наше дело — только забрать урода. Его счастье, что попался в пригороде, — в деревне уже бы раздёргали по частям. Даже обученные парни из бригады по борьбе с уличными беспорядками с трудом сдерживают натиск разъярённой толпы, выставив вперёд коротенькие автоматы. Забрала шлемов опущены, на руках — щиты, и не зря. Из толпы летят палки и камни. Народ жаждет крови — похоже, уже всё равно чьей. Огромная пожарная машина развернула к напирающим людям стволы водомётов, готовая включить сбивающие с ног потоки, если полицейская цепь окажется смятой.

К нам бегом подлетает высокий жилистый офицер, крича:

— Психиатры? Слава богу, забирайте скорее.

На согнутой в локте руке его торчит дулом вверх пистолет-распылитель, от которого тянется гофрированный шланг к висящему сбоку ёмкому баллону с ярко-жёлтой маркировкой с изображением жёлудя.

Преступник валяется на земле в паре шагов от убитой им женщины. Вывернутые назад конечности скованы чёрными браслетами. Двое полицейских стоят над ним, держа в паре дюймов от грязной нечёсаной головы стволы оружия. На их лицах явственно читается: «Ну побеги, побеги же! Ну дёрнись хотя бы!»

Можно не сомневаться — при первом же шевелении псих получит полную обойму в затылок. У полицейских тоже есть дети и жёны.

Поднимаю клиента за шиворот на ноги. Лицо его окровавлено. Что, когда брали, зубы выбили? Мало.

— Парни, вам наручники вернуть?

— А вы как же?

— Да у нас свои есть.

— Хрен с ними, с железками. Некогда возиться, держи, — ко мне, весело блестя, полетел ключик.

Я перехватил его в воздухе и поволок ублюдка в транспорт. Толпа взвыла, подаваясь вперёд. Офицер бросился туда, придерживая хлопающий по бедру баллон. Крикнул на бегу:

— Уезжайте быстрей!

Патрика не нужно было долго уговаривать — как только я зашвырнул убийцу на лавочку, он тронул автомобиль с места, экстренно набирая скорость. Даже не дождался, пока я закрою дверь салона. Пришлось это делать на ходу.

Люси выпрыгнула из моего кармана в кабину, пискнув:

127